Anul Nou fericit

(Happy New Year)

 

 

Колесит хоровод
По задворкам болот,
И куда-то несет
Пьяный автопилот.
Все, что было, не в счет,
Каждый день разворот,
Время мчится в расход
Вывертом наперед.
И хомут-переплет,
В плоть вгрызаясь, шепнет,
Что воздастся вот-вот
Собаке, собачий год…

… Весной-капелью, судьба собачья,
Вдруг улыбнется, играя солнцем,
Сольется с миром в глоток удачи
И постучится в окно червонцем.

И станет легче, ту искру Божью,
Что Он отсыпал, не зная меры,
Тащить на небо, по бездорожью,
Вгрызаясь в землю, в упряжке с Верой.

И ухмыльнется щенячьей пастью,
Потянет носом и взвоет: «Где ж ты?»,
Рванет со всею звериной страстью,
С цепи сорвавшись, взяв след Надежды.

И понесется душа шальная,
Навстречу ветру, вскипая кровью,
С петель срывая, ворота рая,
Переполняя, весь мир Любовью…

Там іду я… (absque significatione)

Шукаю нагоди, шукаю пригоди,
Чекаю щодня біля моря погоди.
Життя за собою тягну, як колоду,
І наче по воду, іду по свободу.

Щоранку себе спонукаю до тями,
Щоночі збираюсь у вирій з птахами.
Пірнаю у пекло подій з головою,
І наче за хлібом, іду за бідою.

Щодуху кудись поспішаю за часом,
Ладнаю минуле, що вирване з м’ясом.
Ховаю майбутнє у хащах страждання,
І наче на свято, іду на заклання.

Щоразу дивуюсь, питаюсь, до речі,
Господар чи бранець, я в цій колотнечі?
Мурую простори, минаю тенети,
І наче у найми, іду у поети.

Щосили тримаю себе під прицілом,
У нетрях думок, поміж чорним та білим.
Марную бажання, долаю кохання,
І наче до вітру, іду до визнання…

ללא כותרת

Я перестал завидовать себе,
И удивляться, что бывает и такое.
Круговорот судьбы «не по резьбе»,
Перемолол в труху, все то, былое,

Что наполняло ветром паруса,
С петель срывало запертые двери.
Что всякие случались чудеса,
Я помню, только сам себе не верю.

Ну а потом…  Потом погасли вдалеке
Все маяки. И я в кромешной дали,
С пустой душой в протянутой руке,
Стою на оживленной магистрали.

Мимо меня проносятся огни
Холодных звезд, играя «дальним светом».
А за спиною, пролетают дни,
Не оставляя ни следа, при этом.

Таюсь, в тревожных дебрях тишины,
Кручусь, в ежовых лапах безнадеги,
И жду, с какой не знаю, стороны,
Пришествия спасительной дороги.

Той, что наполнит смыслом этот путь,
В обход границ, за горизонт порядка.
Но время растекается, как ртуть,
И жизнь бежит на финиш, без оглядки.

И я с мольбой цепляюсь к небесам,
С похмелья бытия, что жестко сушит:
«Подайте, Христа ради, чудеса!»,
Глоточек жизни в жаждущую душу…

Варшавский вокзал

Ленинградскому периоду моей жизни,
Владимиру Лобачу и Григорию Соколову, в частности.

В туманном аду ленинградских трущоб,
В кромешной идиллии белых ночей,
Где бьет наповал холодный озноб
Балтийских ветров и финских ножей.
Закрыв на засов «звериный оскал»,
Угрюмо дремал Варшавский вокзал.

В кругу воронья, в эпоху вранья,
В колючем периметре, где держат масть
Иудам зятья да чертям кумовья,
Да красная в дым советская власть.
И кровью блевал в Обводный канал
Опущенный шляхтич – Варшавский вокзал.

В той части меня, несломанный страх,
Шершавый комок неучтенных обид,
Осадок в душе и скрип на зубах,
Да липкий, как клей, придирчивый стыд.
Что меня отыграл и к черту послал
Бесстрастный портал – Варшавский вокзал.

Но там, куда время швырнуло меня,
Другие ветра и другие моря.
Глоток рядового одесского дня,
Уставам назло, оживил втихаря.
Но когда приезжал и когда уезжал,
Мерещился в рельсах Варшавский вокзал.

Себя я собрал из разбитых дорог,
Из тысяч извилин запутанных троп,
Схватил парашют и шагнул за порог,
Варшавским ветрам навстречу лоб в лоб.
О чем-то страдал, кого-то искал,
Стараясь забыть тот прежний вокзал.


То время ушло, шаг за шагом в утиль,
С собой захватив миллионы сердец.
У новых вершин - изысканный стиль,
У новых историй – счастливый конец.
Но где б я, ни шел и куда б ни бежал,
За мной по пятам... Варшавский вокзал

Незламана шабля

Дарував мені, Боже, слово,
Гостре, як сокира, чи ніж.
То, як хочеш, рубай ним дрова,
А, як вмієш, то сало ним ріж.

Несподіване, як цунамі,
Вибухове, як динаміт,
Солодке, як гріх до нестями,
І гучне, наче спів трембіт.

Міцне, наче добра горілка,
Що ллється бурхливим Дніпром.
Сумне, мов ота сопілка,
Що пестує ніч за вікном.

Хрещене водою з криниці,
Колисане вітром в степу,
Свячене духм'яном пшениці,
Налаштоване на боротьбу.

Загартоване в куряві бою,
Вмите кров’ю лихих ворогів,
То моя успадкована зброя
Від полеглих в бур'ян вояків.

Небезпечне, як в темряві граблі,
Лиходійське, як зуби вовків.
Моє слово – незламана шабля,
З тих прадавніх козацьких часів.

Crna Gora (Монтенегрия)

Я был в гостях у красоты,
У невозможного в природе,
В плену у сбывшейся мечты,
И у иллюзий на свободе.

В таких родных чужих краях,
Ну как, в утробе мирозданья.
Я там плескался в облаках
И от души терял сознанье.

Я горы нежно обнимал
И в танце с соснами кружился,
И воздух с жадностью глотал,
И море пил, и не напился.

Несокрушимый бастион
Непостижимого блаженства,
Изыскано приговорен
Он к высшей мере совершенства.

Из глубины и с высоты,
Я воспарял и низвергался.
Я был в гостях у красоты…
Да что там был. Я там остался…

Две свечи

Умолк порыв струны,
И в недрах тишины,
Настало время снов и вольнодумства.
Но в сумерках ночи
Сияют две свечи,
Даруя свет поборникам безумства.

Ни звезд, ни фонарей,
Ни окон, ни дверей,
Мир призраков, зловещими тенями.
Но вопреки всему,
Два сердца греют тьму
И только ветер раздувает пламя.

Пока не гаснут свечи на ветру,
Не страшен мрак необозримой ночи.
Отважно озаряет путь к утру,
Поставленное светом двоеточие.

Беззвучные слова,
Безмолвная молва,
Глухая ночь хранит свои границы.
Но за обложкой дня,
Танцуют два огня,
Роняя блики на ее страницы.

Пусть явь тревожно спит,
Вздыхая от обид,
В душе скрывая раны и занозы
Но во главе угла
Два Ангела тепла
Крылами Богу утирают слезы.

Пока не гаснут свечи под дождем,
Превозмогая ночь перед рассветом
Парят огни над пропастью вдвоем,
Помолвленные странствовать дуэтом.

Их встречи и мольбы
За линией судьбы
Пронзительны, безумны, неслучайны.
Чтобы в земной глуши
Пылали две души,
Храня в огне немыслимые тайны.

Пока не гаснут свечи в суете,
Земного мира, за порогом света,
На звездном небе, словно на холсте,
Творят надежду две шальных кометы

Колядка

Колядуй душа по світу,
Доки спрага є співати,
Доки є бажання жити
І натхнення є кохати.

Стукай серцем в кожну хату,
Витанцьовуй, бий у дзвони,
Щоб до тебе Божа мати
Залицялася з ікони.

Щоб Петро з Павлом із раю
На троїх пропонували,
Щоб всю ніч до небокраю
Ви усіх чортів ганяли.

Щоб той Бог на небосцені
Та й не знав чого казати.
Та згортай зірки в кишеню,
І гайда колядувати.

Коляд, коляд, колядниця,
В жилах кров, а не водиця.
Геть журба, тікай біда,
Коляд, коляд, Коляда!

The bottle boat

Когда-то я был маленьким корабликом в бутылочке,
Запуганный таинственным и страшным словом «Шторм».
Застенчиво подглядывал, за синим морем в дырочку,
Мечтая стать отчаянным и дерзким кораблем.

Казалось море тихое, спокойное и ясное,
Причесанное солнышком, умытое дождем.
Зовущее, манящее, ни разу не опасное,
Играло вальсы волнами и пахло ветерком.

Матросы были трезвые, красивые и юные,
И ни за что не думалось, о парусах на дне.
Хотелось мчать дорожками, подветренными, лунными
Туда, где в море виделся Чапаев на коне.

Но как-то пробка выпала из узенького горлышка,
И во все щели хлынула лихая кутерьма.
Взглянул я в карты пристально, и пробрало до донышка,
Ни козыря, ни берега, шестерки и шторма.

И времена матерые, на штурм пошли колоннами,
Ломая мачты стройные, как злость карандаши.
Пришлось рубиться с грозами, размениваться с волнами
И затыкать пробоины мозолями души.

И это море бурное, капризное и властное,
С годами стало будничным, привычным и родным.
И пусть матросы пьяные, а за бортом ненастия
И палуба качается, но сладок горький дым.

Судьба моя тельняшечка, что в небесах журавликом,
Смеется и куражится, уверенная в том,
Что жизнь - игра в бутылочку, бутылочку с корабликом,
Безудержно пьянящая, как океан со льдом…